После Бородинского сражения русская армия продолжала отступать, каждый день интенсивно преследуемая авангардом Мюрата. Из рескрипта Александра I Кутузов узнал, что до Москвы подкреплений, так ему необходимых, не будет. Тем не менее, он постоянно говорил, что у стен города произойдет сражение. После Бородина войска желали новой битвы, даже не допуская мысли о том, что Москва может быть оставлена без боя. Кутузов не мог не считаться с этим, но не мог он так же и не понимать того, что диспозиция, предложенная генералом Л.Л. Беннигсеном, была крайне неудачной, войска скорее всего были бы разбиты у стен Первопрестольной.
Для решения самого болезненного вопроса Кутузов созвал военный совет в деревни Фили, в избе крестьянина Михаила Фролова. К 4 часам вечера 1 (13) сентября в избу, где уже расположился Кутузов, стали прибывать участники совета: М.Б. Барклай де Толли, Д.С. Дохтуров, Ф.П. Уваров, А.П. Ермолов, А.И. Остерман-Толстой, П.П. Коновницын и К.Ф. Толь. Немного позднее к ним присоединились Л.Л. Беннигсен и М.И. Платов. Не было Милорадовича - он находился в арьергарде.
Дом совета в Филях, А.К. Саврасов
Единственный союзник Кутузова
Кутузов понимал, что большая часть генералов, пришедших на совет, разделяет мнение солдат о необходимости дать еще одно сражение Наполеону. Поэтому главнокомандующий нарушил традицию, по которой право высказаться первым дается младшим по чину, и сразу спросил мнения Барклая де Толли. Барклай де Толли был практически единственным союзником Кутузова. Командующий первой западной армией как никто другой имел личные причины не поддерживать Кутузова, но Барклай, как и раньше, высказался за продолжение отступления.
«Сохранив Москву, Россия не сохранится от войны, жестокой, разорительной. Но сберегши армию, еще не уничтожаются надежды отечества», - с этих слов начал свою речь Барклай де Толли, и Кутузов надеялся услышать именно это. Когда совет начинался, практически все генералы поддерживали Беннигсена, который из всех присутствующих был самым ярым сторонником нового сражения, но слова Барклая де Толли склонили Раевского, Остермана-Толстого и Толя на сторону отступления.
Военный совет в Филях. А.Д. Кившенко
Оставить Москву или сразиться под ее стенами?
Кутузов сразу обозначил свою позицию, ожидаемую для генералов и неожиданную для солдат, - на военном совете Кутузов высказался за отступление без сражения. Он пытался обставить дело так, будто бы это решение не его лично, а вызвано сиюминутной необходимостью. Он выразил свою мысль такими словами: «Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противостоять неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно довершить войну, но когда уничтожится армия, погибнут и Москва, и Россия».
Беннигсен был возмущен такой мыслью, и продолжал в резкой форме критиковать отступление, настаивая на необходимости дать сражение на выбранной им позиции. Кутузов язвительно напомнил ему о сражении под Фридландом, произошедшем в кампанию 1807 года. Тогда русские войска потерпели сокрушительное поражение, попав в окружение. Это поражение привело к позорному Тильзитскому миру, заключение которого российское дворянство долго не могло простить Александру I. Войсками под Фридландом командовал Беннигсен, и в армии ему постоянно напоминали об этом поражении, хотя за несколько дней до него он разгромил Наполеона в сражении при Гейльсберге.
Споры становились все более жаркими, а вопрос был принципиальным. Вскоре стало ясно, что генералы разделились во мнениях, и окончательное решение придется принимать Кутузову. К этому моменту Кутузов уже твердо решил, что город надо оставить, это была необходимая жертва, которую надо было принести для победы над противником. Но более всего в тот момент он опасался падения боевого духа в войсках, опасался повторить судьбу Барклая де Толли.
«Приказываю отступать»
Когда стало понятно, что обсуждение не даст результатов, Кутузов весьма неожиданно прервал совет, длившийся чуть более часа словами: «Наполеон - бурный поток, который мы еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет».
Кто-то из генералов пытался что-то возразить, но Кутузов закрыл заседание словами: «Приказываю отступать».
Петр Петрович Коновницын вспоминал, что от такого решения у всех генералов волосы встали дыбом. Все время после Бородинской битвы Кутузов объяснял отступление поиском новой удобной позиции для еще одного сражения. А теперь он приказал сдать первопрестольную без боя.
Вечером 13-го сентября об этом решении главнокомандующего узнали и солдаты. Они были шокированы еще больше, чем генералы. Казалось, что они напрасно проливали кровь в генеральном сражении. Они сражались за Москву, об этом им говорили офицеры, так им говорил и Кутузов, который даже получил чин фельдмаршала в эти дни, что было еще одним свидетельством того, что скоро наступление французов будет остановлено.
Но судьба 250-тысячной Москвы уже была решена. Сами жители города были шокированы, узнав о решении армии, хотя и предполагали такой исход событий. Это был один из самых тяжелых дней во всей кампании 1812 года. Как выразился один из участников военного совета, иной раз столетия не меняют порядка сложившихся вещей, а иной раз один час решает судьбу отечества.
| Твитнуть |
Хроника дня: Военный совет в Филях
В этот день состоялся военный совет в Филях, на котором обсуждалась судьба Москвы. На совете присутствовали М.Б. Барклай де Толли, Д.С. Дохтуров, Ф.П. Уваров, А.П. Ермолов, А.И. Остерман-Толстой, П.П. Коновницын и К.Ф. Толь, Л.Л. Беннигсен и М.И. Платов.
Персона: Леонтий Леонтьевич Беннигсен
Леонтий Леонтьевич Беннигсен (1745-1826)
Леонтий Леонтьевич Бе
ннигсен, а вернее, Левин Август Готлиб Бени
гсон, происходил из немецкого дворянского рода. Отец его был камергером и полковником гвардии в Брауншвейге, и сын отправился по его стопам. С 14 лет он служил в ганноверской армии, участвовал в Семилетней войне, получал повышения.
Однако, понимая известную бесперспективность службы в Ганновере, в 1773 г. молодой немецкий подполковник Беннигсен переводится на российскую службу в чине премьер-майора и тут же отъезжает вместе со своим полком на войну с турками. В ходе второй русско-турецкой войны (1787-1791 гг.) Беннигсен за проявленную им храбрость, хладнокровие и предприимчивость получает ряд повышений: в 1787 г. - полковника, в 1788 г. - бригадира, в 1790 г. - назначен состоять при главнокомандующем Г.А. Потемкине. За польские кампании 1792 и 1794 гг. Леонтий Леонтьевич был повышен в звании до генерал-майора, а за взятие Вильно был отмечен орденом Св. Георгия 3-й степени. В 1796 г. Беннигсен был одним из высших командиров в Персидском походе, за что, правда, уже в чине генерал-лейтенанта попал в немилость к императору Павлу I.
В 1801 г. Беннигсен участвует в государственном перевороте, приведшем к убийству императора Павла I и воцарению Александра I. Новый император восстанавливает Беннигсена на службе, дает чин генерала от кавалерии, но ко двору не приглашает.
В ходе Прусской кампании генерал Беннигсен самолично принимает командование над всей действующей армии, и после нескольких удачных операций получает официальное назначение и орден Св. Георгия 2-й степени. Под его руководством русские войска впервые сумели в сражении отразить натиск Наполеона (битва при Прейсищ-Эйлау), но были разгромлены при Фридланде, за что генерал был снят с должности, отлучен от двора и уволен в отпуск «до излечения болезни».
В войну 1812 г. Беннигсен был назначен состоять при императоре, но после его отъезда остался при штабе без какой-либо конкретной должности. С прибытием М.И. Кутузова назначен исполнять обязанности начальника Главного штаба объединенных армий: отлично проявил себя при Бородине, на совете в Филях выступал за еще одно генеральное сражение, в Тарутинском лагере интриговал против главнокомандующего, за что в середине ноября был удален из главной квартиры.
В ходе заграничных походов Беннигсен командовал Резервной армией Д.И. Лобанова-Ростовского, ополчением П.А. Толстого и войсками Д.С. Дохтурова, затем - Польской армией, участвовал в боях под Лютценом, Баутценом и Лейпцигом (за отличие 29.12.1813 возведен в графское Рос. империи достоинство), за взятие Гамбурга получил орден Св. Георгия 1-й степени, а затем пост главнокомандующего 2-й армией.
В 1818 г. Беннигсен был снят с должности по прошению и уехал в свой родовой замок близ Ганновера, где и умер в забвении в 1826 г.
27 августа (8 сентября) 1812 года
Арьергардный бой при Можайске
Персона: Тучков Николай Алексеевич (Первый)
Бородинское сражение: итоги
Роль Кутузова в военном совете в Филях
А 1 (13) сентября М.И. Кутузов приказал собрать военный совет, который вошел в историю под названием военного совета в Филях.
Известный историк Н.А. Троицкий по этому поводу пишет:
«От сталинских времен и доселе совет в Филях изображается в нашей литературе, как правило (не без исключений, конечно), с заветным желанием преувеличить роль Кутузова: дескать, выслушав разнобой в речах своих генералов (Барклай де Толли при этом зачастую даже не упоминается), Кутузов произнес «свою знаменитую», «полную глубокого смысла и в то же время трагизма речь» о том, что ради спасения России надо пожертвовать Москвой. «Решение Кутузова оставить Москву без сражения – свидетельство большого мужества и силы воли полководца. На такой шаг мог решиться только человек, обладавший качествами крупного государственного деятеля, твердо веривший в правильность своего стратегического замысла» – так писал о Кутузове П.А. Жилин, не допуская, что таким человеком был и Барклай. «На такое тяжелое решение мог пойти только Кутузов», – вторят Жилину уже в наши дни <…>
А ведь документы свидетельствуют, что Барклай де Толли и до совета в Филях изложил Кутузову «причины, по коим полагал он отступление необходимым», и на самом совете ответственно аргументировал их, после чего фельдмаршалу оставалось только присоединиться к аргументам Барклая, и вся «знаменитая», «полная смысла, трагизма…» и т. д. речь Кутузова была лишь повторением того, что высказал и в чем убеждал генералов (часть из них и убедил) Барклай».
Попробуем разобраться…
На военный совет М.И. Кутузов пригласил к себе в занимаемую им избу генералов Барклая де Толли, Беннигсена, Дохтурова, Платова, Ермолова, Остермана-Толстого, Раевского, Коновницына и Уварова, а также полковника Толя.
Из «полных» генералов не было только М.А. Милорадовича, но он командовал арьергардом и не мог его оставить.
Л.Л. Беннигсен
В тот день Михаил Илларионович чувствовал себя скверно: он не сдержал ни одного обещания, данного императору Александру, ощущал свою ущербность, вспоминая Бородино и Аустерлиц, и наверняка очень жалел, что согласился принять командование русской армией в столь неблагоприятный момент войны.
В данной ситуации главнокомандующему важно было спросить каждого: что делать?
Дело в том, что в тот день М.И. Кутузов осмотрел позицию, выбранную генералом Л.Л.Беннигсеном, а потом остановился на Поклонной горе. Его окружили все старшие командиры армии. Мысль об оставлении Москвы без боя уже крутилась в голове новоявленного фельдмаршала. Но никто еще не говорил об этом открыто. При этом многим была очевидна невозможность дать бой на избранной Беннигсеном позиции. Во-первых, она была изрезана многими рытвинами и речкой Карповкой, затруднявшими сообщение войск. Во-вторых, в тылу была река Москва и огромный город, отступление через который в случае нужды было бы для армии крайне затруднительно. Предлагали усилить позицию укреплениями с сильной артиллерией, и эти укрепления уже начали строить, но уже приближался вечер, а окончательного решения все не было. Из всех разговоров, к которым внимательно прислушивался Кутузов, можно было видеть одно: защищать Москву не было никакой физической возможности. Он подозвал к себе старших генералов. И тогда Михаил Илларионович со вздохом сказал:
– Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого.
В избе, где собрался военный совет, М.И. Кутузов сел в темный угол. Было видно, что он сильно волнуется.
По версии генерала А.П. Ермолова, Кутузов на этом совете просто хотел обеспечить себе гарантию того, «что не ему присвоена будет мысль об отступлении» , что его желанием было «сколько возможно отклонить от себя упреки».
Начав заседание, Михаил Илларионович сказал:
– Господа, мы должны решить, сражаться ли под стенами Москвы? Выгодно ли нам рисковать потерей армии, приняв сражение, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение.
В ответ Л.Л. Беннигсен обратил внимание присутствующих на последствия, которые могут произойти от оставления Москвы без боя: на потери для казны и частных лиц, на впечатление, какое произведет это событие на народный дух и иностранные дворы, на затруднения и опасности прохождения войск через город. Он предложил ночью перевести войска с правого фланга на левый и ударить на другой день в правое крыло французов.
Потом слово взял М.Б. Барклай де Толли, заявив, что позиция под Москвой, выбранная генералом Беннигсеном, неудобна для обороны.
Генерал А.И. Михайловский-Данилевский пишет:
«Барклай де Толли объявил, что для спасения Отечества главным предметом было сохранение армии. «В занятой нами позиции, – сказал он, – нас наверное разобьют, и все, что не достанется неприятелю на месте сражения, будет потеряно при отступлении через Москву. Горестно оставлять столицу, но если мы не лишимся мужества и будем деятельны, то овладение Москвой приготовит гибель Наполеону».
После этого Барклай предложил идти по дороге к Владимиру, который, по его мнению, был важнейшим пунктом, способным служить связью между северными и южными областями России.
Генерал Л.Л. Беннигсен оспорил мнение Барклая, «утверждая, что позиция довольно тверда и что армия должна дать новое сражение».
Генерал П.П. Коновницын «был мнения атаковать». Он высказался за то, чтобы армия «сделала еще одно усилие, прежде чем решиться на оставление столицы».
А.Д. Кившенко. Военный совет в Филях
О том, что сказал генерал Н.Н. Раевский, существует несколько версий. По одним сведениям, он предложил самоубийственный сюжет – наступать на Наполеона, а по другим – присоединился к мнению Барклая де Толли оставить Москву.
Генерал Д.С. Дохтуров тоже говорил, что «хорошо бы идти навстречу неприятелю». Впрочем, отметив огромные потери русской армии в Бородинском сражении, он заявил, что в таких обстоятельствах нет «достаточного ручательства в успехе».
Позднее, когда был дан приказ оставить Москву, он написал своей жене:
«Я, слава Богу, совершенно здоров, но я в отчаянии, что оставляют Москву. Какой ужас! Мы уже по сю сторону столицы. Я прилагал все старание, чтобы убедить идти врагу навстречу. Беннигсен был того же мнения. Он делал, что мог, чтобы уверить, что единственным средством не уступать столицы было бы встретить неприятеля и сразиться с ним. Но это отважное мнение не могло подействовать на этих малодушных людей – мы отступили через город. Какой стыд для русских покинуть Отчизну без малейшего ружейного выстрела и без боя. Я взбешен, но что же делать? Следует покориться, потому что над нами, по-видимому, тяготеет кара божья. Не могу думать иначе. Не проиграв сражения, мы отступили до этого места без малейшего сопротивления. Какой позор! Теперь я уверен, что все кончено, и в таком случае ничто не может удержать меня на службе. После всех неприятностей, трудов, дурного обращения и беспорядков, допущенных по слабости начальников, – после всего этого ничто не заставит меня служить. Я возмущен всем, что творится!»
Генерал А.И. Остерман-Толстой был согласен отступать. Опровергая предложение действовать наступательно, он спросил Л.Л. Беннигсена, может ли он гарантировать успех.
На это Беннингсен холодно ответил:
– Если бы не подвергался сомнению предлагаемый суждению предмет, не было бы нужды сзывать совет.
Относительно мнения генерала Ф.П. Уварова историк А.Ю. Бондаренко даже не пытается скрыть своего недоумения:
«Не знаем, например, насколько был искренен государев любимец Уваров, предлагавший идти навстречу французам, атаковать и с честью погибнуть, – при Бородине у него была такая возможность, однако 1-й кавалерийский корпус потерял всего лишь 40 нижних чинов».
Впрочем, не прошло и часа, как Федор Петрович «дал одним словом согласие на отступление».
О своем собственном мнении генерал А.П. Ермолов пишет так:
«Не решился я, как офицер, не довольно еще известный, страшась обвинения соотечественников, дать согласие на оставление Москвы и, не защищая мнения моего, вполне не основательного, предложил атаковать неприятеля. Девятьсот верст беспрерывного отступления не располагают его к ожиданию подобного со стороны нашей предприятия; что внезапность сия, при переходе войск его в оборонительное состояние, без сомнения, произведет между ними большое замешательство, которым Его Светлости как искусному полководцу предлежит воспользоваться, и что это может произвести большой оборот в наших делах. С неудовольствием князь Кутузов сказал мне, что такое мнение я даю потому, что не на мне лежит ответственность».
Короче говоря, страсти кипели, и единодушия среди членов совета не наблюдалось.
Барклай не прекращал спорить с Беннигсеном. Он говорил:
– Надлежало ранее помышлять о наступательном движении и сообразно тому расположить армию. А теперь уже поздно. В ночной темноте трудно различать войска, скрытые в глубоких рвах, а между тем неприятель может ударить на нас. Армия потеряла большое число генералов и штаб-офицеров, многими полками командуют капитаны…
Генерал Беннигсен решительно настаивал на своем.
С Беннигсеном соглашались генералы Дохтуров, Уваров, Коновницын, Платов и Ермолов; с Барклаем – граф Остерман-Толстой, Раевский и Толь, который, как утверждает А.И. Михайловский-Данилевский, «предложил, оставя позицию, расположить армию правым крылом к деревне Воробьевой, а левым – к новой Калужской дороге <…> и потом, если обстоятельства потребуют, отступить к старой Калужской дороге».
Когда все уже изрядно устали спорить, граф Остерман-Толстой сказал:
– Москва не составляет России. Наша цель не в одном защищении столицы, но всего Отечества, а для спасения его главный предмет есть сохранение армии.
Историк С.Ю. Нечаев по этому поводу пишет:
«Рассматриваемый вопрос можно представить и в таком виде: что выгоднее для спасения Отечества – сохранение армии или столицы? Так как ответ не мог быть иным, как в пользу армии, то из этого и следовало, что неблагоразумно было бы подвергать опасности первое ради спасения второго. К тому же нельзя было не признать, что вступление в новое сражение было бы делом весьма ненадежным. Правда, в русской армии, расположенной под Москвой, находилось еще около 90 тысяч человек в строю, но в этом числе было только 65 тысяч опытных регулярных войск и шесть тысяч казаков. Остаток же состоял из рекрутов ополчения, которых после Бородинского сражения разместили по разным полкам. Более десяти тысяч человек не имели даже ружей и были вооружены пиками. С такой армией нападение на 130 тысяч – 140 тысяч человек, имевшихся еще у Наполеона, означало бы очень вероятное поражение, следствия которого были бы тем пагубнее, что тогда Москва неминуемо сделалась бы могилой русской армии, принужденной при отступлении проходить по запутанным улицам большого города».
К сожалению, точно узнать, кто что говорил во время совета в Филях, невозможно. Доводы русских генералов сохранились лишь в донесениях и воспоминаниях, а протокол происходившего по какой-то причине не велся.
В завершение М.И. Кутузов якобы поднялся со своего места и сказал:
– Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки. Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я властью, врученной мне государем и Отечеством, приказываю отступать.
Кстати, отступать он предложил в район Тарутино, то есть по Рязанской дороге.
На словах Михаила Илларионовича хотелось бы остановиться поподробнее, а заодно следовало бы развеять и миф о том, что «один Кутузов мог решиться отдать Москву неприятелю».
Советский историк П.А. Жилин утверждает, что Кутузов закончил военный совет фразой: «С потерею Москвы еще не потеряна Россия <…> Но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия. Приказываю отступать».
А.П. Апсит. М.И. Кутузов в Филях
Эта фраза стала крылатой, переходя со страниц одной книги на страницы другой. И что удивительно, никого будто и не интересует тот факт, что идея оставления Москвы ради сохранения армии принадлежала не ему, а Барклаю де Толли. Кутузов же лишь вынужден был с ним согласиться, совершенно забыв о том, что всего за две недели до этого в письме к графу Ф.В. Ростопчину он утверждал абсолютно противоположное – что, по его мнению, «с потерею Москвы соединена потеря России».
Впрочем, как отмечает в своих «Записках» генерал А.П. Ермолов, после совета в Филях М.И. Кутузов не мог «скрыть удовольствия, что оставление Москвы было требованием, не дающим места его воле, хотя по наружности желал он казаться готовым принять сражение».
М. Голденков в своей книге «Наполеон и Кутузов: неизвестная война 1812 года» пишет:
«Жаль старика. Говорят, он всю ночь провел в избе Фролова, не сомкнув глаз. Из его комнаты доносились то глухие рыдания, то скрип половиц. Слышно было, как Кутузов подходил к столу, видимо, склоняясь над картой. Но винить в создавшемся положении кого-то, кроме себя, Голенищеву-Кутузову было трудно. Он <…> оказался заложником собственного характера, амбиций, самоуверенности и упования на то, что всемилостивый Бог и сейчас поможет выкрутиться из сложнейшей ситуации, как он помогал Кутузову дважды выжить после страшных ранений. Он ли один был таков? Нет, но именно он был главнокомандующим, он привел армию в этот тупик».
Из книги 1812. Всё было не так! автора Суданов ГеоргийКак император Александр «назначил» главнокомандующим Кутузова В книге А.В. Краско о генерале Витгенштейне сказано:«8 августа русские войска оставили Смоленск. В тот же день царь назначил главнокомандующим 1-й армией М.И. Кутузова, с именем которого в народе связывались
Из книги Описание Отечественной войны в 1812 году автора Михайловский-Данилевский Александр Иванович«Всеобщий восторг» при приезде Кутузова в армию Итак, император Александр недолюбливал «старую лисицу» Кутузова. Не любили его и многие другие люди – как при дворе, так и в армии.Например, французский генерал Филипп-Поль де Сегюр, сын посла Франции в России еще при
Из книги Бородинское побоище в 3D. «Непобедимые» автора Нечаев Сергей Юрьевич«Гениальные» действия Кутузова Как мы помним, М.И. Кутузов обещал императору Александру исправить слабость позиции при Бородине своим искусством. Вопрос: удалось ли ему это сделать?Советский историк П.А. Жилин уверяет нас, что Михаил Илларионович проявил в ходе сражения
Из книги Философия войны автора Керсновский Антон АнтоновичГлава 8 Мифы о контрнаступлении Кутузова
Из книги РАЗВЕДЧИК КЕНТ автора Полторак Сергей НиколаевичО странной «активности» Кутузова Но вернемся к военным действиям.Как известно, 20 сентября (2 октября) 1812 года русская армия, оставившая Москву, расположилась лагерем на позиции у деревни Тарутино (на юго-западе от Москвы, в нынешней Калужской области). Потом Наполеон
Из книги Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала автора Румянцев-Задунайский ПетрПервые действия князя Кутузова Отъезд Князя Кутузова из Петербурга. – Прибытие в Гжатск. – Письмо к Графу Ростопчину. – Донесение Государю. – Числительная сила армии. – Рескрипт Государя. – Повеления Тормасову и Чичагову. – Составление нового штаба. – Воззвание к
Из книги Русская война: дилемма Кутузова-Сталина автора Исаков Лев АлексеевичНесколько слов о роли М. И. Кутузова О роли М. И. Кутузова в Бородинском сражении его участники высказывают немало критических слов. Причем, что характерно, делают это представители всех заинтересованных сторон. М. И. КутузовГенерал Н. Н. Раевский:«Нами никто не
Из книги Путь к империи автора Бонапарт Наполеон Из книги 1812. Полководцы Отечественной войны автора Бояринцев Владимир ИвановичЗАКЛЮЧЕНИЕ Следственного Отдела КГБ при Совете Министров СССР Из архива ФСБ РФ. КопияТом 10. Л. д. 236-238ЗАКЛЮЧЕНИЕГород Москва 26 января 1961 года.Ст. следователь Следственного Отдела КГБ при Совете Министров СССР капитан ЛУНЕВ, рассмотрев материалы архивно-следственного
Из книги автораТРУДЫ П. А. РУМЯНЦЕВА О ВОЕННОМ ИСКУССТВЕ
Из книги автораГлава 5. Гений Кутузова: Доступность Бездны Перечеканиваю монеты Диоген из Синопы Есть особое томительное состояние в канун большой работы, либо в осознании ее величины, ответственности, предельности полагаемого усилия, либо в особом предвкушении
Из книги автораГлава 9. Гений Кутузова: Огонь и тьма Бородино… Cамое загадочное сражение Великорусской историиЯ беру Бородино, потому что как явление, повелительно внешнее к пристрастной разноголосице, оно состоялось, его не надо предполагать, и в том, что случилось, тоже не надо
Из книги автораГлава 16. Гений Кутузова: Далёче, Выше… Выступая перед слушателями Академии Генерального Штаба Советской Армии в 1944 году, И. В. Сталин говорил «Конечно, как полководец Кутузов стоит на 2 головы выше Барклая-де-Толли» – мнение это относили к области политики и пропаганды. Не
Из книги автораИз выступления в Государственном Совете о правах детей и об усыновлении Захотите ли вы, чтобы отец имел право выгнать из дому свою пятнадцатилетнюю дочь? Или отец, получающий шестьдесят тысяч франков годового дохода, имел бы, значит, право cказать своему сыну: ты здоров и
Из книги автораСовет в Филях и сдача Москвы Узнав о потерях, Кутузов не стал возобновлять на следующий день сражения. Даже в случае успеха и наступления его армии положение русских оставалось шатким. Они не располагали на участке от Москвы до Смоленска никакими запасами (все склады
Из книги автораИсторики о роли М. И. Кутузова в войне Генерал-фельдмаршал, светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский – выдающийся полководец, стратег и тактик, талантливый дипломат, организатор нового вида войны – конно-партизанской. Роль его в победе над
После Бородинского сражения русская армия 1 сентября из-за больших потерь отошла к Москве, расположилась лагерем: правый фланг перед деревней Фили, центр между селами Троицким и Волынским, а левый фланг перед селом Воробьевым; арьергард армии при деревне Сетуни.
В деревне Фили на четыре часа дня светлейший князь М. И. Кутузов назначил
Военный совет. Совет проходил в новой, крытой соломой избе Фроловых. В избе возле печи стояла походная кровать главнокомандующего. Толстые дубовые лавки стояли вдоль стен и такой же добротный дубовый стол в красном углу. Он, как скатертью, был покрыт картой.
Главнокомандующий сидел на лавке под образами. Генералы рассаживались по обеим сторонам стола. На военном совете должна была решиться судьба Москвы: дать ли сражение под Москвой или оставить город без боя. Военный совет продолжался долго…
Совет проходил в обстановке секретности, без ведения протокола, поэтому неизвестно количество участников (от 10 до 15 человек). Точно установлено, что присутствовали М. И. Кутузов, М. Б. Барклай-де-Толли, Л. Л. Беннигсен, Д. С. Дохтуров, А. П. Ермолов, Н. Н. Раевский, П. П. Коновницын, А. И. Остерман-Толстой, К. Ф. Толь. На основании свидетельств участников Отечественной войны 1813 года можно предполагать, что на совете также присутствовали М. И. Платов, К. Ф. Багговут, Ф. П. Уваров, П. C. Кайсаров, В. C. Ланской.
Единодушия среди собравшихся на совете военачальников не было. Генерал М. Б. Барклай-де-Толли обосновал точку зрения о необходимости оставления Москвы для спасения армии. Его оппонентом выступил Л. Л. Беннигсен, настаивавший на сражении для защиты Москвы во избежание негативного морального воздействия на армию и общество. Часть генералов склонялась к мысли о встречной атаке против армии Наполеона, но эта идея после критики не получила поддержки. Раевский был за отступление. Он сказал: «Сохранить армию, оставить столицу без боя. Я говорю как солдат, а не дипломат: надо отступать!» Карл Федорович Багговут тоже высказался за отступление. Таким образом, за то, чтобы драться кроме Беннигсена высказались Дохтуров, Коновницын, Уваров, Платов, Ермолов. Противоположную точку зрения поддерживали Барклай-де Толли, Раевский, Остерман, Толь и Багговут.
Окончательное решение принял М. И. Кутузов. Михаил Илларионович терпеливо выслушал всех, а потом встал и сказал: «С потерею Москвы не потеряна еще Россия. Первою обязанностью ставлю себе сохранить армию, сблизиться с теми войсками, которые идут к ней на подкрепление, и самым уступлением Москвы приготовить неизбежную гибель неприятелю. Поэтому я намерен, пройдя Москву, отступить по Рязанской дороге. Господа, я вижу, что мне придется платиться за всё. Я жертвую собой для блага отечества. Как главнокомандующий – приказываю: отступать!».
Изба крестьянина А. Фролова, в которой происходил совет, сгорела в 1868 году, но была восстановлена в 1887 году, с 1962 года она стала филиалом музея-панорамы «Бородинская битва».
) Кутузов остался на поле битвы и, к общей радости войска, отдал приказ на другой день атаковать неприятеля. Но собранные им в ту же ночь сведения о великой убыли людей, особенно на левом фланге, убедили его в необходимости отступить за Можайск, чтобы привести армию в порядок и сблизиться с резервами, которые должны были подкрепить ее. На рассвете 27 августа он оставил поля Бородинские и пошел по московской дороге; вслед за ним двинулся и Наполеон . Пять суток шел Кутузов, тщетно ожидая прибытия свежих войск: они были еще далеко.
У самой Москвы, между деревней Фили и Воробьевыми горами, армия остановилась с мыслью победить или пасть под стенами столицы. Фельдмаршал, оглядев позицию, предварительно избранную Беннигсеном , признал ее неудобною к битве, собрал 1 (13) сентября 1812 военный совет в деревне Фили и предложил вопрос, ожидать ли нападения неприятеля в невыгодном месте или для спасения армии оставить Москву без боя и отступить далее? Мнения разделились. Беннигсен говорил, что стыдно оставить Москву без выстрела, что занятие столицы французами произведет неблагоприятное впечатление в России и в Европе, что нельзя еще отчаиваться в победе, и для лучшего успеха предлагал: сосредоточив главные силы на левом фланге, ночью двинуться вперед и напасть на центр неприятеля, уже ослабленный отделением многих отрядов для обхода русской армии. Барклай-де-Толли признавал эту меру слишком отважною: находил, что армия не в состоянии ждать неприятеля в занимаемой ею позиции, а тем более идти ему навстречу, и советовал, оставив Москву без боя, отступить по Владимирской дороге. После жарких споров совет в Филях разделился на две половины: с Беннигсеном согласились Дохтуров , Уваров , Коновницын и Ермолов ; с Барклаем граф Остерман и Толь; последний с той только важной разницей, что считал за лучшее выйти не на Владимирскую дорогу, а на Калужскую. Раевский также примкнул к стороне Барклая, предоставляя, впрочем, самому фельдмаршалу судить, какое действие произведет в политическом отношении известие о взятии Москвы. «С потерею Москвы, – возразил Кутузов, – не потеряна Россия, доколе сохранена будет армия. Уступлением столицы мы приготовим гибель неприятелю. Я намерен идти на Рязанскую дорогу; знаю, что вся ответственность обрушится на меня; но жертвую собою для блага отечества». Повелительное слово фельдмаршала «приказываю отступать» прекратило все споры.
Совет в Филях 1 сентября 1812. Художник Алексей Кившенко, 1880. Кутузов сидит слева. На противоположной стороне стола стоит Ермолов. Рядом с ним, под иконами - Дохтуров, Уваров и Барклай (справа налево). У окна со слегка наклонённой вниз головой - Раевский. Против него, с другой стороны стола - Беннигсен
На другой день после совета в Филях, рано утром русская армия снялась с лагеря. Солдаты думали, что они идут в обход, на бой решительный, однако вскоре дело объяснилось. С мрачным безмолвием, с невыразимою горестью в душе, но без ропота и уныния, в строгом порядке вступали полки за полками в Дорогомиловскую заставу и среди изумленного народа, по извилистым улицам столицы, с немалым трудом выходили на Рязанскую дорогу, между тем как Милорадович , начальствуя арьергардом, удерживал стремительные напоры врагов.
По материалам работ выдающегося дореволюционного историка Н. Г. Устрялова.